Пишу, как живу - живу, как пишу...

   Он был маленьким мальчиком большого города. Его звали Тима. Он даже не знал, как звучит его полное имя – Тимур, Тамерлан…

   Его отец исчез, когда ему было лет восемь. Когда Тима спросил, куда делся папа, мама сказала, что он умер. И папа для Тимы умер, хотя через год он видел папу с другой женщиной, но он на Тиму не обратил внимания, видимо, не узнал. Когда папа умер, Тима не плакал, а лишь спросил, почему мама не плачет, но она ничего не ответила.

   Так и жил Тима без папы некоторое время. А потом пап стало много – у мамы они часто менялись. Тиме ни один из них не понравился -часто все они были толстые (а папа был худой) и от них воняло водкой. Был один плюс в том, что папа умер. Мама очень скоро перестала следить за ним, задавать трудные вопросы – «Где был?», «С кем был?», перестала заставлять делать уроки. Он специально начал возвращаться всё позже, но она даже не выходила из своей комнаты, где был очередной «папа» на пару месяцев.

   Когда он перешел в пятый класс – ему школа надоела – учителей стало больше, да и предметов добавилось. И он перестал ходить в школу. Мама где-то в октябре разок побила его и ещё раза два покричала с утра, потом забыла об этом, да и о нём тоже.

   Иногда он попрошайничал с Ибрашкой из дома напротив. Сигаретами чаще всего угощали студенты, они же угощали иногда грушевым и булкой, хотя больше еду давали девушки-студентки. Однажды одна даже специально заказала для него шаурму (он давно мечтал попробовать эту, выглядящую аппетитно штучку) и купила целую большую бутылку «Денеба». Так что жилось Тиме не плохо, только вот мама никак не покупала ему новую обувь. Ботинки уже сильно износились и стали малы, но это было не так страшно по сравнению с делами у Ибрашки. У Ибрашки в дождливую погоду кроссовки собирали ведро воды, а его воду ещё не пропускали. Это радовало.

   Его много чего радовало.

   Тима любил всякую мелкую живность – бабочек, кузнечиков, красивых жучков. Мог часами с ними играть. Тима обожал летом фонтаны. Знал все фонтаны в городе, знал, откуда лучше всего смотреть днем, а откуда ночью. Тима любил море. Летом он целые дни проводил с Ибрашкой на берегу. Если они приходили рано утром, их там тетя Патя каждый день угощала «Хот-догом» и стаканом кофе со сливками.

   Так что жилось ему не плохо, только вот били его иногда жестоко. То взрослый какой-нибудь бездомный пинал ещё сонного Тиму, если он ночевал летом на скамейке в парке, то ребята с соседней школы доставали. Драться Тима не боялся, он даже за Ибрашку часто заступался, но школьники не всегда дрались «по-честному», то есть один на один. А то, как бывало. Он побьет кого-нибудь по-честному, даже если тот был постарше него, а потом на него накинется весь класс, даже девочки пинали острыми кончиками туфелек и били рюкзаками по голове.

   А так всё было неплохо – жить было можно. Ему было 12 лет, папа его умер, мама не ругала за его образ жизни, за то, что он не ходит в школу. Только вот полного имени своего он не знал (а так хотелось!) – все Тима, да Тима.

   Тима был всё тем же Тимой, хотя шёл уже двадцать пятый год и он сам, и ряд государственных бумаг знали уже настоящее его имя. Папа уже частенько воскрешал в его жизни. В последний раз они встречались, когда нужно было привести в порядок документы – мама умерла. Она уже по-настоящему. Чаще чем c папой он виделся с сестрой, которой было уже 20 лет. Да, сестра. Оказалось ещё до того, как папа для Тимы «умер», у него уже была и дочь. Она появилась в жизни Тимы в один из самых тяжелых периодов. Ему было 15 лет и уже второй раз, опять по просьбе матери, папа вытаскивал его из отделения милиции (Первый раз было за три года до этого – хулиганство, во второй – ограбление магазина бытовой техника). На этот раз после того, как его выпустили, Тима согласился познакомиться с сестрой, о которой уже знал несколько лет. Ещё два дня до знакомства, он продолжал с раздражением и некоторым отвращением думать о существе, которая должна была стать ему сестрой. А после знакомства и трехчасового общения ещё долго злился на себя за то, что не может её ненавидеть, а наоборот, ему временами было даже приятно, что у него есть такая сестра.

   Десятилетняя умница, с открытой и простой душой, радовавшаяся каждой встрече с братом Алина потом на долгие годы станет единственным лучом светлого в этой его серой жизни. Наверное, Алина была сейчас тем единственным существом на свете, которое по настоящему любило его таким, каким он был и во чтобы он не впутывался. А тогда Тима ещё долго вел себя с ней очень холодно, несмотря на её искреннюю радость при каждой редкой их встрече, что у неё, всегда мечтавшей о братике, появился брат. Он тоже мечтал когда-то о сестренке, даже лет в 6 начинал копить деньги, чтоб ему её «купили», но потом папа «умер»…

   С отцом, который впервые воскрес, когда он «попался» в первый раз, отношения были всегда сложными. Непонятно было – из-за любви ли к нему он его выручал все последующие годы или из-за своих собственных угрызений совести, что когда-то оставил его без своего внимания. Они виделись крайне редко, а с сестрой старались не говорить о нем.

   Так что жить всё ещё можно было. Ну и что, что теперь, после каждого очередного взрыва или подрыва милиция на районе приходила в первую очередь к нему. Хотя он уже почти четыре года не имел никакого отношения даже к далеко «сочувствующим» тем, кто совершал эти взрывы и подрывы. Временами он с ужасом думал, о том, как был тогда на грани превращения в машину смерти. Он ведь по-прежнему любил людей. Возможно, он и не попал бы тогда в эту «новую волну» если бы не эта любовь. Те, кто по началу попадались Тиме, были «настоящими», «идейными» не запачканными ещё ни кровью, ни грязными деньгами. У них была идея, которую они любили, в которую верили. Было что-то в них странное для Тимы, привлекательное, отличное от других. А потом это вера превратилось в веру в деньги. В основе всего встали инвестиции от непонятных источников, ложь, лицемерие, коверкание и искажение фундаментальных заповедей. Рядовые члены течения превращались в зомби (кто-то в силу обстоятельств, кто-то в силу низкой культуры и интеллекта), сами того не понимая, в орудия в руках главных миссионеров, финансистов, лидеров групп… А дальше вмешалась и политика, и какие-то личные интересы и амбиции, и от идеи ничего не осталось – оставались только слезы и кровь. С каждым днем всё больше крови своих же соплеменников, виновных лишь в том, что они иначе смотрели на жизнь и иначе пытались бороться с творившимся хаосом и произволом в стране. Хотя часто их называли «случайными» жертвами. Тима очень быстро понял, что «случайных» жертв не бывает, если ты решаешь убить кого-то или подорвать что-то в многолюдном месте. Возможно, именно это понимание и спасло его тогда…

   Потом были тюрьма, амнистия, отъезд на несколько лет в село. Откуда редко приезжал в город. Только после смерти матери Тима вернулся на квартиру. Она умерла, так и не поняв, что именно её отношение к нему подчас бросала Тиму из криминала одного характера в криминал другого. Именно в тюрьме, Тима начал читать. Он хватался знаний, а не получал их. В тюремной библиотеке книг хватало, но никакого порядка, сортировки их не было. Тут были и книжонки с кричащими названиями, но пустым содержанием и настоящие шедевры со скромным названием. По началу Тима читал без разбора, к тому же очень медленно – сказывались четыре класса за спиной. А потом научился более или менее разбираться в периодах, авторах. Пытаясь разобраться во всем, начал читать критику, хотя по началу плохо понимал разницу между художественным произведением и критическим отзывом о нем. Нет, он не перевоплотился в тюрьме благодаря книгам (он и о таком человеке читал), просто благодаря большинству из них он определенно четко, иногда, даже очень красиво мог сформулировать у себя в голове то, что у него было уже от рождения, но которое в силу обстоятельств куда-то растерялось на долгие годы. После выхода из тюрьмы, где отсидел около двух лет, он сразу же, может впервые так легко и быстро, согласился с предложением папы уехать в село, в их дедовский дом. У Тимы не было стабильной работы, а то, что делал за сезон (сад, огород, стройки) не всегда хватало на всю зиму, и тогда, под разными предлогами то сестра, частенько заезжавшая к нему на выходные с друзьями, то папа помогали ему в разной форме. И ему чисто по-человечески было стыдно за такой ход дел.

   Но, несмотря на это, на те охватывавшие временами чудовищные периоды «самоедства» за совершенные им поступки он понимал, что всё это его жизнь, такая, какая она есть, в которой очень многое уже было упущено, но жалеть уже не имело никакого смысла.

   За почти трехлетнюю жизнь в селе Тима научился почти всему, что было необходимо для человека работающего на земле, хотя жить временами было сложно, особенно первый год. Привел в порядок и заброшенный годами дедовский дом, в котором он до этого был лишь два раза ещё в глубоком детстве, и огромный, но заросший сад с небольшим огородом. Так что жить было можно.

   Пару месяцев назад, после смерти матери («Запущенная доброкачественная, перешедшая в злокачественную», - как резюмировал для себя Тима слова врача со стеклянными глазами), Тима вернулся в город. Кроме сестры и её друзей, которые поначалу с большим недоверием относились к нему, плюс всё того же папы, «своего» в этом городе у Тимы мало что оставалась. Может ещё берег моря, где когда-то они с Ибрашкой проводили целые дни. Теперь Тима не любил приходить сюда летом. А, гуляя зимними днями по почти пустынному берегу, он часто вспоминал Ибрашку.

   Тогда, ещё за год до встречи с «теми», два дня милиция охотилась по ошибке за ними, подозревая в убийстве и ограблении «валютчика» с района. Ребята примерно знали, кто это сделал, но это были не они. Да и преступление было чересчур хладнокровно совершенно для шестнадцатилетних подростков. Но милиция, несмотря на то, что весь район был обклеен неудачными копиями с их фотографий, опоздала... Их нашли ночью. Озверевшие родственники убитого били их, чем попало. Ещё до того, как милицейский наряд доехал до них и потери сознания, Тима видел, как лежавшего в 20 метрах от него Ибрашку жестоко добили двое таких же подростов то ли обрубком бревна, то ли куском трубы – в темноте невозможно было разобрать, да не это было важно. Важнее было, что у него не было сил даже кричать на это...

   Тима старался не вспоминать ту ночь и последующие несколько месяцев больницы. Приятней было воскрешать в памяти те первые летние месяцы, когда целыми днями они с Ибрашкой валялись на берегу, где почти каждый день тетя Патя угощала их Хот-догом и кофе со сливками, где они, несмотря ни на что, были счастливы…

сентябрь, 2005 г.