Пишу, как живу - живу, как пишу...

…Три сутки тишины, падения с лестницы подходили к концу. Поднялся, очистился от пыли и опять начал поглядывать вверх. …Неожиданно я вспомнил, что моя кошка родила трех маленьких, неуклюжих, ужасно некрасивых (Все бабочки когда-то были противными гусеницами!) котят. В отличие от первого раза, в этом году я не оказывал ей первой помощи (Мне было не до неё), и мне стало совестно. Мне захотелось её накормить. Не спрашивая – давно ли её кормили, просто зная, что она съест, чтоб сделать мне приятное. Я пошел на кухню, аккуратно нарезал куски (Она обожает вареное мясо), почти таких же размеров, как тогда, в первые дни её крохотного явления перед домашними. Почти отошедшая от тяжелых родов (три всё ж больше, чем два в первый раз), она неторопливо съела всё. Я вспомнил об очереди за её котятами, и на секунду забыл прошедшие три дня… …Странно, даже молчащий телефон уже не раздражает, а вчерашний, не удавшийся разговор поздно ночью стремительно уходить в архивы памяти, для того, чтобы, затерявшись там, пожелтеть. Странно, почему она красит ногти ног в серебристый цвет, она ведь итак светлая? (Хм, а почему ты запомнил только это?). Странно (ещё раз, и в последний) – уходя, она ни разу не обернулась за сто метров, пока я не позвонил. Ведь всегда оборачиваются – во всех книгах, во всех фильмах, даже в твоем любимом высокохудожественном шедевре. …Пожилой Пабло Руис что-то нацарапал на салфетке и расплатился за чужой счет на 9 тысяч долларов. Счастливчик. Метрдотель. …Три сутки почти полной тишины, несвойственное молчание (Беседа всего лишь пение, а ноты всё же чтение. Да простит меня Антон Палыч), вялая реакция на приветствие племянника, любимая точка для оптической оси глаза – потолок. Всё это уже позади… почти… Ну, ничего. Не всё так плохо. Ты ещё молод, ну и что, что уже не красив и пахнешь смолой. Всё ещё впереди. Ты будешь другим (Да, конечно.), каким всегда хотел стать (Ха! Очень.). Вытерпишь, перебьешься, «не стоит прогибаться под барахтающийся мир…» …Чашка кофе (Там было всё: небо, море, деревья, холмы, но не было кофе) опять имеет тот же любимый аромат, а глаз опять улавливает недолгую жизнь капли утренней росы. И хоть внутренняя пустота мало, чем заполняется, всё ж приятно, хоть иногда быть оптимистом, а «…мир останется прежним, Ослепительно снежным, И сомнительно нежным. Мир останется лживым, Может быть, постижимым, Но всё таки бесконечным…» (Не я – всё великий «тунеядец»).

лето, 2004 г.